Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апраксин с другими моряками проклинали малоснежную зиму. Ведь прибытие новых кораблей изменило бы ситуацию кардинально. Однако теперь надо терпеливо ожидать следующей весны и лишь тогда начинать боевые действия не только в Азовском, но и Черном море.
Так что реально вице-адмирал Крюйс мог сейчас вывести в море на битву с турецким флотом всего два корабля и пару фрегатов, а также пять галер, не считая двух десятков малых судов. И через месяц в июле эскадра могла пополниться еще тремя кораблями — и это все, на что старый пират мог рассчитывать. Но даже в таком случае у турок был чудовищный перевес в силах — 18 вымпелов против семи, 14 османских галер приходилось на пять русских, порядком обветшалых и сгнивших.
К тому же русские корабли строились для азовского мелководья и потому имели небольшую осадку. И как следствие, малые по калибру орудия. Так на самом сильном «Гото Предистинации» было 58 стволов — 26 в 16 фунтов, 24 пушки в 8 фунтов и 8 фальконетов, двух и трех фунтовых. Общий вес бортового залпа составлял 316 фунтов, существенно меньше, чем на балтийском флагмане «Полтава». На последнем было меньше орудий — всего 54 ствола. Но вес залпа солидный, в 354 фунта — 22 пушки в 18 фунтов, 20 в 12 фунтов и 12 шестифунтовых орудий.
Еще слабее вооруженной оказалась «Ластка» — 18 двенадцатифунтовых орудий, 20 четырехфунтовых пушек и полтора десятка совершенно негодных для морского боя фальконетов. Этот корабль в бою один на один с любым турецким, равноценным по числу стволов, был попросту обречен. Ведь даже 58-ми пушечный «Божье предвидение» мог сражаться только с 44-х пушечным турецким кораблем, и то не на равных.
Потому «Дельфин» с «Вингельгаком» из 62-х пушечных уже стали 48-ми орудийными — фальконеты с них просто сняли, как и четырех фунтовые пушки, поставив дополнительные восьми и шести фунтовые пушки. Так же перевооружали «Шпагу» — царь постоянно торопил в письмах, и обещал, что скоро приедет с проверкой на эскадру. И от такой новости адмиралам стало плохо — и сейчас они затравленными взглядами смотрели на турецкую эскадру, которая маневрировала далеко в море.
И слава богу, что хранит православных от такого несчастья!
В мелководном Таганрогском заливе глубокосидящие османские корабли просто не смогли бы плавать без риска сесть днищем на мель, которых тут было чрезвычайно много. А от набега турецких галер можно отбиться, пушек хватает. Да и экипажи многочисленны, особенно на флагмане, где во время перехода по Дону служило больше сотни шведов с командором Кристианом Отто во главе. И шведы справились с заданием блестяще, выведя корабль в Азовское море, и получив похвалу от царя. Так что иметь таких моряков в бою с османами было бы благом, но нельзя — не станут они сражаться, не имея королевского «пароля»…
***
Корабли Таганрогской эскадры готовятся к сражению с турецким флотом, которое для них оказалось бы последним. После подписания мира турки назвали флагман Азовского флота, проданный им в числе других четырех кораблей «Московским капудание». И долго ругались, возмущаясь качеством постройки…
Глава 21
— Так ведь я на пушке своей трехфунтовой тоже такую же зарядную камору сделал, как и тут — усеченный конус!
Сухощавый поручик бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка Василий Корчмин, около сорока лет от роду, с увлечением изучал орудийные макеты, засовывая руку в стволы, и рассматривая чертежи. А его малый чин не вводил в заблуждение никого из знающих людей — этой ротой в чине капитана командовал сам царь Петр Алексеевич. Корчмин был у него «правой рукой» — инженер и математик, фортификатор и артиллерист.
— Пушке такая камора незачем, Василий Дмитриевич, в ней достаточно будет цилиндрической формы зарядной части для увеличенного порохового заряда — дальность стрельбы для нее гораздо важнее.
— Так я и на гаубице своей такую же камору сделал, ваше высочество сам же осматривал.
— Видел, не скрою, и понравилось. Но есть один недостаток — заряд достаточно мощный, а ствол коротковат для него. Удлинить можно до десяти-двенадцати калибров, будет само то, Василий Дмитриевич. И лафет для нее изменить немного, облегчить всячески, чтобы подвижней орудийная система была на поле боя.
— Но если ствол сделать длиннее, то в чем же ее отличие от пушки станет⁈ Стрелять навесным огнем станет труднее, тут не облегчать лафет нужно, наоборот, утяжелять, делать крепче.
— Так нам нет нужды гранаты за крепостные стены пулять, это универсальное орудие именно для полевого сражения, заменяющее собой пушку и гаубицу одновременно, способное стрелять как пушечными ядрами, так и гаубичными бомбами и гранатами, а также картечью на дальние и короткие дистанции. А кроме того особыми разрывными гранатами моей конструкции, что выкосят в полевом сражении на дистанции до полутора верст пехотные линии или каре, и сорвут построение конницы.
— Так-так, интересно получается, — Василий Дмитриевич как-то иначе посмотрел на макет «шуваловского» единорога, который должен появиться на поле боя лишь через сорок пять лет, во время войны с прусским королем Фридрихом Великим.
— Немного удлинив ствол твоей гаубицы, мы получим орудие, которое, не потеряв достоинств действенного огня, приобретет дальность стрельбы пушки. И при этом будет иметь возможность применить в полевом бою гранаты и бомбы, в отличие от пушек. И это будет потому, что при одинаковом весе с шестифунтовой пушки, это орудие станет четверть пудовым, то есть в десять фунтов. Двенадцати фунтовая пушка аналогично по своим весовым характеристикам полупудовой гаубице-пушке. Первую можно легко перевозить четвертной упряжкой, вторую «шестеркой» лошадей. А иных орудий в полевых войсках не будет — сам знаешь, что с фальконетов и пушек в сражениях нет пользы особой, кроме стрельбы картечью. В Полтавском сражении, как мне брат Петр Алексеевич сказал, оную только и использовали. А ядрами стреляли по шведским линиям, но промахов было больше, чем попаданий. Но затраты для казны намного больше, если использовать ядро вместо пули — это сколько пороха впустую тратится⁈
— Так-то оно так, государь Петр Алексеевич постоянно на то нам всем пеняет, приказывает казну сберечь от напрасных расходов. Но тогда и полки пехотные с драгунскими, без полковых пушек останутся, и картечью отражать вражеские атаки не смогут.
— А пули новые, что «наперстки» на что⁈ У лука татарского триста шагов, у круглой пули столько же, а тут вдвое дальше, и точность выше. Залповый огонь любую конницу остановит, если солдат научить палить плутонгами и быстро заряжать фузеи. Зачем тогда трех фунтовые пушки, пусть даже такие хорошие как твои, если можно гранатами с гаубиц-пушек вражеские войска еще на отдалении с полторы версты в расстройство привести — а ведь это вдвое дальше, чем стрельба с фальконетов цельными ядрами. И намного эффективнее, если разрывные гранаты использовать.
— А оные у тебя есть, ваше высочество?
В голосе Корчмина просквозило недоверие, и Стефан его хорошо понимал — пока были макеты и чертежи это одно, а наглядный пример совсем другое дело. Они вели между собой «дискуссию» у крепости Измаил, которая совсем не напоминала ту мощную османскую твердыню, которую через восемьдесят лет должны были штурмовать войска легендарного Суворова. А сейчас имелись только земляные валы, укрепленные поверху каменной кладкой, ветхой и непрочной. Понимая бессмысленность обороны, османы оставили дунайские крепости по левому берегу — Измаил, Килию и Галац. Бежали за Дунай, вслед за изгнанной Буджакской ордой, в Добруджу, где собиралась османская армия визиря Балтаджи.
— Есть, сейчас сам все увидишь, — Стефан взмахнул рукою, и заранее заряженные две гаубицы, отлитые цезарцами и купленные молдаванами семнадцать лет тому назад, произвели по выстрелу, громко рявкнув и откатившись. Натренированные расчеты тут же начали перезаряжать орудия.
— Посмотри на коров,— -
Стефан показал рукою на пасущееся в низине стадо. Три десятка рогатых животных, обступивших сарай с прохудившейся дырявой крышей не ведали, что произойдет с ними. Расстояние с тысячу шагов, почти предельная дальность стрельбы из короткоствольной гаубицы.
— Твою мать!
Корчмин выругался, заметил, как чуть выше стада вспухли на небольшом отдалении два белых пороховых облачка